Евгений Шаронов — вратарь ватерпольной команды «Москвич»

Евгений Шаронов. Родился в 1958 г. Вратарь ватерпольной команды «Москвич». Заслуженный мастер спорта. Чемпион Олимпийских игр 1980 г. Чемпион мира 1982 г. и бронзовый призер мирового чемпионата 1986 г. Победитель Кубка мира 1981 и 1983 гг. Двукратный чемпион Европы. Инструктор по водному поло МГС «Труда». Награжден орденами Дружбы народов и «Знак Почета».

На какую бы ватерпольную тему я сейчас ни заговорил, перед глазами та злополучная сцена в мадридском бассейне. Все шло нормально и для команды и для меня на нынешнем чемпионате мира. Готовились мы к матчу с командой Франции. Как бы ни расписывали его обозреватели, для нашей сборной матчу абсолютно рядовому. И вдруг на разминке, прыгая в воду, я попадаю пальцем в сплетение пенопластовых кубов дорожки. Поднимаю из воды руку — ноготь на среднем пальце поднялся торчком. В голове тотчас проносится: «Всё. отыгрался».

...Для меня это был третий чемпионат мира. Прошлый, в Гуаякиле, Ачы выиграли, а я получил тогда приз лучшего игрока турнира. Но приз был потом. А сначала довелось пройти через муки сомнений. Буквально десятые доли секунды решали, быть или не быть нам чемпионами мира.

Все это происходило в финальном матче с нашими исконными соперниками венграми. Нас устраивала ничья, венграм нужна была только победа. И они забивают решающий гол, но... когда секундомер начал отсчитывать время, уже после окончания матча. Вот они муки вратарские, вот она доля голкипера: засчитают — не засчитают, гол-то пропустил я, и никто иной!

На табло времени горят нули, но судья американец показывает на центр поля. Кому верить? Добрых два часа шло разбирательство (больше, говорят, было только на Олимпиаде в Мюнхене после памятной победы наших баскетболистов над сборной США), и все два часа — на нервах. Помнится, я уже не мог реагировать и на красивый кубок лучшего ватерполиста мира. В таких случаях нужно время. Полежишь пару ночей без сна — «доходит» до тебя вся глубина успеха и приходит запоздалая, но зато полная, настоящая радость.


Истинную цену ей знает тот, кто знавал и неудачи. А мне довелось. Хотя бы на первом для меня чемпионате мира в 1978 году в Западном Берлине. Я был юн, кажется, не мог так глубоко огорчаться нашим 4-м местом, как мои старшие товарищи. Но нет, помнится, переживал и не как-нибудь, а как личную неудачу. Да, собственно, говорить о человеке, а тем более о спортсмене непременно со скидкой на его 19 не так уж правомерно. Думаю, что в этом возрасте можно спрашивать уже и по большому счету. Доверяли же мне тренеры уже тогда, в Западном Берлине, защищать ворота, пожалуй, даже чаще, чем моему старшему и куда более опытному товарищу Вячеславу Собченко, значит, и спрашивать имели право.

Но тогда я был, так сказать, активным действующим лицом. Сейчас же, в мадридском бассейне, со своим укутанным в бинты пальцем как-нибудь повлиять на ход событий был бессилен. А они складывались для нашей сборной из рук вон...

В Мадрид она приехала бесспорным фаворитом. Ребята настроились только на выигрыш, альтернативы не было. Но сознавали, тем не менее, что этот чемпионат выиграть очень сложно. Я тем более сознавал — ведь долгое время, до весны нынешнего года, когда меня сменил Нурлан Мендыга-лиев, я был комсоргом сборной (с 1983 года я член КПСС), а значит, разбирался во всех даже, так сказать, глубинных процессах, происходивших в команде. Видел, что на этот раз не было обычного взаимопонимания у ребят, нехватало тех «чуть-чуть», цену которым спортсмены хорошо знают.

Но мне казалось: все можно преодолеть, будь я в воротах. Когда же все видишь с бортика, а помочь не можешь — нет, наверное, худшей муки. Я не становлюсь в позу, я клял себя за то, что не настоял на своем — ведь перед тем злополучным матчем с югославами пальцу моему стало лучше, я уже мог бы встать в ворота. Что только не проносилось в голове. Казалось: пусть бы пропустил голы сам, чем видеть такое. И уж вовсе несуразное: «Ну кто тебя тянет в ворота, мог бы и в поле играть, все данные для этого вроде были».

...В спорт приходят, его выбирают по-разному. Многие, правда, ссылаются на призвание. Не знаю, может, оно и впрямь существует. Что касается меня, то выбор мой — амплуа вратаря и водного поло вообще — в известной мере был сделан случайно. Я неплохо играл и в баскетбол, и в волейбол, мог бы продолжать и дальше свое спортивное образование в этих видах, благо рост — у меня сейчас 193 см — позволял. Пытался и в хоккей играть, правда, здесь уже рост скорее мешал.


Но в семье Шароновых спортивные традиции начались уже с меня, а вот на семью моего одноклассника Голованова пришлось сразу два тренера: мама учила пловцов, отец — ватерполистов. Они-то и указали мне дорожку в бассейн. Правда, еще одно событие в большой мере предопределило выбор моего спортивного пути.

В самом центре нашего маленького Дзержинска построили новый, по тому времени — самый сорвеменный бассейн. Попасть туда сразу стало, как теперь говорят, делом престижным. В бассейн валом повалили и дети, и взрослые. Ну а нам-то, с моим одноклассником, сам бог велел: едва открылись двери бассейна, как бы предстали перед его мамой-тренером.

Плавать я — спасибо моей кузине — научился очень рано, и в бассейне результаты у меня стали расти, как на дрожжах. Через каких-нибудь три месяца я стал чемпионом города в плавании брассом среди своих сверстников.

Пловцы тренировались рядом с ватерполистами, а какому же мальчишке не захочется поиграть в мяч? Мы разбивались на группы и играли. Как-то так все время получалось, что я оказывался в воротах. Наверное рост да ноги брассиста были тому виною. Сделать же окончательный выбор в пользу водного поло меня подтолкнуло... уязвленное самолюбие.

Именно так. Меня, перворазрядника, выставляли на довольно ответственные соревнования рядом со взрослыми. Но к финишу первыми неизменно приходили мастера. Когда видеть их затылки стало невмоготу, я и пришел к Анатолию Михайловичу Голованову.

Сколько потом допытывались у меня, почему же все-таки выбрал я место в воротах. Таких вопросов не задают нападающим, и так все ясно: кому ж неохота голы забивать. Особенно в 15 лет. Наверное, и я удовлетворял эту страсть. Но только на тренировках. Когда же доходило до дела, представьте, большее удовлетворение получал, когда не давал забить эти голы. Взять «мертвый» мяч — это, знаете ли, такое... это словами не передашь.

Теперь, с высоты прожитых лет, думаю, что меня рано потянуло к самоутверждению. Когда же работа пошла всерьез, а моим тренером стал наставник местной «Зари» Дмитрий Всеволодович Шевченко, ни на какие сомнения не оставалось ни времени, ни сил. У него я занимался всего три года. Но так, как с ним, я больше уже нигде и никогда на тренировках не работал. Да, может, и не нужно было так работать, ибо в те юные мои годы Шевченко и заложил мне очень хорошую базу технической подготовки.


Небольшое отступление. Вроде бы стало у нас хорошей традицией поощрять тренера спортсмена, достигшего определенных высот мастерства. Я имею богатейший букет титулов и званий, моему же первому тренеру Шевченко из-за каких-то ведомственных неурядиц отказывают в присвоении звания заслуженного тренера. А ведь подготовка вратарей в водном поло — дело не простое.

Специально у нас их нигде и никто не готовит. Повезло команде «Маяк» — там работает Вадим Гуляев. Да другой знаменитый вратарь прошлого Борис Гойхман взялся специально тренировать группу вратарей в московском «Динамо». Пора же, наконец, создать нечто вроде специальной школы для стражей ворот.

Мне, правда, повезло хоть немного поучиться у мастеров самого высокого класса. Когда к нам в Дзержинск как снег на голову — дошли, видно, слухи о нашем распрекрасном бассейне и до Москвы — приехала тренироваться сборная страны, я впервые увидел и великого Вадима Гуляева и Вячеслава Собченко, двух таких вратарей, двух олимпийских чемпионов сразу.

Шевченко на правах земляка — они с Собченко оба из Душанбе — показал тому на меня и говорит: «Слава, присмотрись внимательно, это растет твоя смена». Вроде бы в шутку говорит, с улыбочкой, дескать, понимай как знаешь. Но вот Собченко дает нам, мальчишкам, несколько уроков, а потом, как бы возвращаясь к тому разговору, оборачивается, ко мне: «Ну как, сменщик, усвоил?» Не знаю уж, какого цвета лицо стало у меня после этого «сменщик».

Прошли годы, не счесть, сколько матчей мы с Собченко отстояли в очередь в воротах сборной, как вдруг в бассейне «Олимпийский» его будто озарило: «Жень, да не ты ли в Дзержинске готовился мне в сменщики?» Пришлось сознаться, тем более что ролями мы к тому времени поменялись, в воротах теперь чаще стоял я.

Но вы не представляете себе, сколь важно сознание, что в любой момент...нет не расслабиться можно, но быть уверенным: случись что, в ворота встанет старший товарищ, друг. Встанет и защитит их надежно. Два вратаря не могут сказать друг о друге, что играли «бок о бок», тем не менее никакой другой человек не дал мне столько, сколько дал Собченко. Разве что Николай Николаевич Малин. Но тут категории, наверное, несравнимые...


Право, притчей во языцех стала моя приверженность к одному и тому же клубу, да еще ничем особым себя не проявившему. Если первый вратарь сборной не стоит и в воротах чемпиона страны, это расценивают чуть ли не как нонсенс. А мой «Москвич» к тому же ни разу не поднимался в чемпионатах страны выше пятого места.

Тем не менее именно этот клуб стал моим, раз и навсегда. Немалых трудов стоило отбиваться от посягательств даже приказного характера, но никогда мне в голову даже не закрадывалась мысль расстаться с «Москвичом». Встреча же наша произошла так.

Я заканчивал школу, передо мной, как и перед каждым, встал вопрос о выборе жизненного пути. Со спортом я к тому времени сроднился, казалось, самый прямой путь — в инфизкульт. Я был игроком юношеской сборной страны и ее старший тренер Владимир Сергеевич Сафронов сказал мне без обиняков: «Будем откровенны, Женя, если ты всерьез решил отдать себя водному поло, тебе надо оставаться на виду. Едва ли это удастся, играя в горьковском «Труде», перебивающемся где-то с 6-го на 8-е место 1-й лиги...»

Разговор был, как бы поточнее выразиться, достаточно абстрактным, но неожиданно его идея получила конкретное воплощение. В Горький приехала команда АЗЛК. Нет, нет, Малин не обещал мне златых гор. Но его дерзновенные планы, этакая одержимость, угадывавшаяся и в ребятах и в их тренере, все и предопределили. И вот уже добрый десяток лет как я играю в «Москвиче». Если трезво посмотреть на вещи — там мне и заканчивать, только что-либо непредвиденное может задержать меня в большом спорте после Олимпиады-88.

Не сочтите это за сентиментальные излияния на модную тему «Преданность родному клубу». С «Москвичом» у меня не связано столько, сколько, скажем, с «Динамо» у Миши Иванова, пришедшем в его бассейн в семилетнем возрасте. Как ватерполист я состоялся раньше, до «Москвича». Но родным этот клуб мне и в самом деле стал. Стал сразу, и тут нет никакого преувеличения.

Отношения с ребятами, с тренером, грамотным, эрудированным специалистом и чутким человеком, сложились так, что ничего и никого другого мне не было нужно. Попал в сборную? Так разве это только моя заслуга? Со всех сторон твердят: «У тебя талант!» Ну пусть и талант, но ему надо было помочь проявиться, а именно ватерполисты скромного моего «Москвича» и сумели это сделать, как никто другой, наверное, бы не сумел.

Так что сроднился я с клубом, с заводом — а тут связь прямая и теснейшая. Мы держим отчет перед рабочими АЗЛК, они платят нам доверием. Порою уж слишком щедро. Так, на АЗЛК ребятишки стали разыгрывать «Приз Шаронова». Я, правда, пытался противиться, доказывать, что такое «прижизненное признание» — это уж чересчур, да где там... Мне сказали: «Дело не в тебе, а в ребятах, а они знаешь как сражаются за этот приз!»

Спортсмены-игровики говорят, что вратарь — это половина команды. Однако у зрителей на первом плане остаются нападающие. Они забивают голы, «делают результат». Но вот не забил нападающий — герой публики раз. другой, третий. Не забил потому, что на пути его бросков вставал вратарь. Тогда замечают и того, тогда о нем начинают говорить. Таких вот микродуэлей с самыми знаменитыми бомбардирами современного водного поло у меня было множество. Запомнились поединки с венгром Фара-гой, которого называют «Пеле водного поло». Это был самый «неудобный» для меня нападающий. А вот не менее знаменитые итальянец де Ма-жистрис и испанец Эстиарто особых хлопот мне не доставляли. Броски де Мажистриса не таили секретов. Эстиарто забивает много голов, ну так что ж вы хотите, если чуть ли не 9 из 10 атак испанской сборной доверяют завершать ему.

Есть у нас, вратарей, предмет особой, так сказать, нашей цеховой гордости. Это взятые пенальти. Я в проявлении такого чувства не составляю исключения. До сих пор храню в памяти 5 отраженных пенальти из 6, что мне били на чемпионате мира 1978 года. На Кубке мира-79 в Югославии я вообще не пропустил ни одного пенальти. А ведь пробивали их и де Мажистрис и Фараго, все, как известно, «звезды» первой величины.

Подобные «озарения», когда что ни бьют тебе, ты все берешь, наверное, знакомы каждому вратарю. Но никакой мистики тут, конечно, нет. Все приходит с опытом, на тренировках. Появляется уверенность в себе, появляется то особое предвидение, куда, в какой угол ворот собирается пробить нападающий. Когда такое предвидение срабатывает, его и называют озарением.

Правда, тут нужна и природная интуиция. Без нее нет хорошего вратаря. Если ты особым, как говорится, шестым чувством не почувствуешь, куда, в какую точку готовится бросок, то среагировать на самый бросок чаще всего бывает уже поздно.

На своих внутренних чемпионатах, да, впрочем, и на международных турнирах мы, ватерполисты, достаточно хорошо изучили друг друга. Если ты дашь себе труд анализировать, изучать манеру игры нападающих, ты всегда будешь знать, как пробивает этот, куда целится тот.

— Ну а если попадется новенький, незнакомый? — спросите вы. Что ж, тут начинается состязание характеров: кто кого. Приоткрыл угол и — глаза в глаза. В зарубежной прессе меня сравнивали то ли с коброй, то ли с удавом, завораживающим свои жертвы. Это,конечно,преувеличение. Я просто слежу: загорелись глазки у нападающего, значит «клюнул», значит, будет бросать именно в тот угол, что я приоткрыл. Встретить такой бросок уже не составляет труда. Да все равно по замаху, по положению перед воротами даже у незнакомца можно распознать, ложный это выпад или бросок по воротам. Разумеется, не все так просто, могут обмануть и тебя. Но мне, наверное, удается это делать чаще.

Так что если меня спрашивают, когда перестал трепетать перед «звездами», отвечаю, что вроде бы и не начинал. Еще меня часто спрашивают о моем идеале спортсмена, почему-то считая, что им непременно должен быть вратарь. А то и сравнивают с Третьяком, например. Право же, при всем моем уважении к Владиславу, ничего лестного в этом сравнении я не нахожу.

В водном поло я не застал в воде Гойхмана, мало видел Гуляева. Но если уж непременно надо назвать идеал, то вот он — Алексей Баркалов. Его полная отдача игре, придирчивая, но всегда справедливая требовательность к партнерам, основанная на такой же требовательности к себе. Выступать в 36 лет, как молодой, в таком высококвалифицированном виде спорта, как водное поло, — это, знаете ли, достойно восхищения. И мы все восхищались им.

Алексей Баркалов стал тренером. Надеюсь, он будет хорошим тренером. Для себя же я этот вопрос, кем быть, когда уйду из воды, обсуждал и так и эдак. Диплом инфизкульта вроде бы обязывал. Но я всегда считал ошибочным распространенное мнение, что большой спортсмен непременно должен стать и большим тренером. В инфизкульт поступал «как все». С годами для себя решил, что тренером не буду, стал все чаще задумываться: «А кем же буду?» Этот внутренний поиск привел меня в Академию внешней торговли. Учусь не заочно, а на вечернем факультете. Сейчас, на втором курсе, могу уже с уверенностью сказать, что выбор этот оказался правильным.

Монолог записал Виктор Пугачев.

Пока нет комментариев, смелее!