Дмитрий Иванович Федоров — ветеран волейбола

С Дмитрием Ивановичем Федоровым мне хотелось встретиться где угодно, только не в служебной обстановке. Но это оказалось делом чрезвычайно сложным. Встает он в 5.20 утра, а в 6.30 — уже в кресле своего огромного директорского кабинета ВНИИ транспортного строительства, что серым кубом высится в Игарском проезде близ станции метро «Свиблово».

Вот в этом кабинете в конце концов и состоялась наша встреча. Хозяин принял меня радушно, тотчас отключил селектор, а телефоны переключил на секретаря: «А то и слова не дадут сказать».

Рассказчиком он оказался хоть куда. Просто диву даешься, какие поразительные детали хранит его память. Только вот воспринимал меня поначалу лишь как журналиста спортивного, видно, боялся, что все остальное в его жизни для людей моей профессии неинтересно. И оттого рассказ получался каким-то схематичным. А ведь я видел перед собой очень живого, интересного, так сказать. многопланового человека. Хотелось, чтобы таким увидели его и читатели.

Есть в нашем журнале рубрика «Интервью для откровений». Не выходила она у меня из головы всю длинную дорогу до «Свиблово». Но мучили сомнения: «Под той рубрикой выступают у нас пусть и известные, но спортсмены, люди молодые. А тут — маститый профессор, доктор наук. Имею ли я право на его откровения?»

А что если....И я как бы невзначай заговорил о Магнитке. Комсомольске-на-Амуре, Днепрогэсе, московской подземке — это же все свято для комсомольцев 30-х годов. А в ряду этих строек стоит и уральская Магнитка, которая, я знал, так близка сердцу Федорова. Расчет оказался верным.

...На Урал Дима Федоров приехал из Симферополя по комсомольской путевке в 1932 году. Быстро освоил специальность слесаря-монтажника.

— И это в 15 лет?

— А что ж тут удивительного? — вопросом на вопрос отвечает мой собеседник. — Взрослели мы тогда рано. Да и то. что сейчас называют производственным обучением в школе. в мое время было в расцвете. Мы, мальчишки, умели все: и столярничать. и слесарить, и на токарном станке работать. Как школу свою обустраивали! Так что не смутил магнитогорских прорабов мой «нежный возраст» и поставили они меня на монтаж газгольдеров.


Стала понятной надпись на пригласительном билете на юбилейное заседание ученого совета НИИ, где чествовали Федорова: «70 лет со дня рождения, 55 лет трудовой, научной, педагогической и общественной деятельности». А то все сомнения одолевали, когда, вычитая из первой цифры вторую, получал уж больно маленький остаток. Федорова же спросил:

— Кажется, писали, что зима 1932—1933 годов была на Урале необычайно суровой, морозы под 40...

— И до 50 градусов опускался ртутный столбик. Но мы на термометр не глядели. Первая домна уже давала сталь. Меня поставили на вторую, комсомольскую. Потом строили мартены. прокатные цеха, коксовую батарею. Щедрым потоком шла руда из горы Магнитная, только успевай переплавлять ее в металл.

Три с половиной года своей юности отдал Дима Федоров Магнитке, пока не послали его учиться в Москву. Сначала в МВТУ. Но вскоре в МИСИ им. Куйбышева открылся новый, механический факультет, и он перешал туда. Уже в ту пору его всерьез заинтересовали новые чудо-машины, экскаваторы. Магнитка получала их из Америки да из Германии, поставщики присылали без запчастей, и Диме не раз приходилось снимать кинематические схемы устройства экскаваторов, чтобы ремонтировать их.

Крепко запомнилась эта неблагодарная работа. Может, сначала подспудно, но зрело решение: сделать все, что в его силах, чтобы у нас появились собственные экскаваторы. Закончив и МИСИ, и его аспирантуру, защитив кандидатскую, он сразу пришел на работу в этот вот институт, которому и отдал все остальные годы своей жизни. Помните, когда открывает он двери своего кабинета? В 6.30 утра. И сейчас говорит: «Да здесь иначе и нельзя. И коллектив, и сам характер работы крайне динамичны. Мы ведем изыскания, разрабатываем документацию для строительства железных дорог и мостов, строительных машин и туннелей, речных и морских портов и метро. А потом и в испытаниях участвуем. Одних поездок на БАМ сколько было...»

Я слушал Федорова и мысленно приплюсовывал то, о чем узнал раньше: годы работы секретарем институтской парторганизации и полтора десятка лет — в бюро райкома КПСС (он и сейчас входит в состав актива Бабушкинского райкома), добрых два десятка лет, по сей день, избирается депутатом райсовета. Был и депутатом Моссовета пяти созывов. Двумя орденами Трудового Красного Знамени. орденами «Знак Почета» и «Отечественной войны» отмечен его жизненный путь.


А Федоров вдруг круто обрывает себя:

— Что бы вы там ни говорили, но пришли-то ко мне в первую очередь как к ветерану волейбола, о нем и хочется, видно, услышать. От таких постулатов, как «спорт помогает человеку и в ученье, и в работе» за километр несет штампом, казенщиной. Но вот задумаюсь над вопросом: «Что есть спорт в моей жизни?» — и ответ прямо-таки выливается в такой постулат. Пусть не в такие казенные слова, я говорю о сути.

Меня самого настораживает, когда собеседник начинает рассказ словами: «Вот в наше время...» Но ведь и из песни слова не выкинешь. Мы загорались от одного только: «Пойдем поиграем!» Я начинал во дворах и парках Симферополя. На Магнитке в волейбол играли прямо на пустырях, лишь бы сетку натянуть. В три смены работали, но находили время собраться вместе, сыграть команда на команду.

И не будет преувеличением сказать. что становление волейбола было делом рук самих волейболистов. Начиная с оборудования площадок и кончая совершенствованием техники игры. До многого доходили своим умом, учились друг у друга.

Кипела волейбольная жизнь. В залах с утра до позднего вечера толпились зрители. Болеть приходили не только за команды мастеров (они. впрочем, тогда назывались первыми), но и за юношей или девушек. Битком набита была Западная трибуна стадиона «Динамо», когда на площадку перед нею выходили мастера волейбола.

Грянула война. С фронтов ее не вернулись замечательные волейболисты Дмитрий Ярочкин. Александр Фаламеев. Из-под Сталинграда пришел домой Чинилин. Пришел с искалеченной рукой, чтобы все-таки до конца дней своих оставаться в волейболе. Он и сборную Москвы, и сборную страны тренировал.

Моим же первым и единственным на всю жизнь клубом стал «Локомотив» (между прочим, я и сейчас являюсь зам. председателя совета «Локомотива» в своем министерстве). В середине 30-х годов «Локомотив» по составу своему скорее напоминал некую театральную труппу, чем волейбольную команду. У нас играли Иван Петров, знаменитый бас, солист Большого театра, и великолепный баритон Олег Разумовский. Локомотивец Вениамин Голомазов пел в театре оперетты, Борис Глаголин начинал свою режиссерскую карьеру.


Конечно, это потом, позже пришла слава к Петрову, стал солистом ансамбля Александрова Разумовский, режиссером театра на Таганке — Глаголин. А б ту пору мы только коллективно обсуждали их шансы на карьеру в искусстве в... душе после тренировок.

Но и мы, «технари», не пасовали перед служителями искусства. С Евгением Егнусом мы сейчас видимся куда реже, чем в ту пору, хотя работает он буквально через площадь от меня. Верный мой друг тоже посвятил себя научной работе в области машиностроения.

И уж совсем неожиданно для нас всех пошла жизненная колея Александра Аникина. Как и я. он учился в МИСИ. но довольно рано пошел на партийную работу. В войну я строил оборонительные рубежи под Старой Руссой — у строителя была своя война, а возглавлял всю эту работу как раз Аникин.

Очень четкий во всем, целеустремленный, способный, был он замечен и по окончании высшей дипломатической школы перешел на работу в Министерство иностранных дел. Потом письма от него приходили уже из Парижа и Брюсселя. Еще позже он стал послом в Камбодже, такой же пост занимал в Чили.

Полагаю, что и в мининделе работы у него было немало, и все же Аникин умудрялся тренировать женскую сборную команду страны по волейболу. Отдавал ей все вечера, на сборы и на сами соревнования брал отпуск..

Я слушал Федорова, а думал вот о чем. В нарисованном им портрете друга совершенно отчетливо виден человек-лидер. А не то ли же качество отличает и самого Федорова? Ведь уже буквально на второй год после прихода его в команду мастеров «Локомотива» он стал ее играющим тренером. Сейчас объясняет это так «Взяли да и поставили на 4-й номер» (а что значил тогда этот номер, знает каждый). «Взяли и выбрали капитаном, а потом и играющим тренером» (представьте, и тренеров тогда можно было выбирать). Но за этими его «взяли да и...» и стоит признание лидерства.

Федоров входил в «команду звезд», как называли созданную в 1946 году сборную Москвы. Москвичи ездили в турне по Польше, и поляки окрестили тогда Федорова «волейбольной загадкой», говоря, что никогда не угадаешь, по какому номеру он пробьет мяч.


Потом была создана сборная СССР. Кандидатура Федорова и тут не вызывала сомнений. Но вот с международными турнирами ему не везло просто фатально. Сборная едет в 1949 году в Чехословакию на первый для волейболистов чемпионат мира, а он получает серьезнейшую травму и остается дома. Еще какая-то поездка, а он некстати заболевает.

И все же Дмитрий Иванович носит высокое звание заслуженного мастера спорта. Я обратил внимание на то, что в плотном тексте визитки владельца это звание стоит строчкой выше, чем «доктор технических наук, профессор». Оказывается, это звание было присвоено ему. как сказано в постановлении, «за подготовку игроков высокого класса».

Да, московский «Локомотив» в довоенные и послевоенные годы был уникальным явлением в нашем спорте. Летом проходит первенство и кубок Москвы. «Локомотив» неизменно выигрывает и то и другое. Начинается зимний сезон, время чемпионата страны, и на железнодорожный клуб следует, по выражению Федорова, очередной набег тренеров «Динамо» и ЦСКА.

Сергей Нефедов, Владимир Гайлит. Григорий Гранатуров в ЦСКА, Владимир Щагин, Валентин Китаев. Владимир Васипьчиков, Сергей Евсеев, Виктор Мальцман в «Динамо» — далеко не полный перечень тех, кто начинал в «Локомотиве». Словом, едва ли не каждый новый сезон встречали в команде железнодорожников Федоров да Егнус в окружении необстрелянных новичков.

Тем не менее команда оставалась в пятерке сильнейших. А не стало ее, развалилась она, когда закончили и выступать, и тренировать ее именно эти двое — люди по натуре, по сути своей — лидеры.

...По откровенному признанию Федорова ни в универсальный спортзал ЦСКА, ни в динамовский, что на улице Лавочкина, на волейбол он не ходит. Боится попасть на неинтересный матч, времени будет жалко. Правда, все домашние знают: если ТВ показывает волейбол, а ты ждешь демонстрации кинофильма, лучше включай маленький телевизор, от большого хозяина дома не оторвать.

Мы уже расставались, а у меня все вертелся невысказанный вопрос «Куда же уходит у Федорова время между 5.20 и 6.30 утра?» Живет-то он почти рядом с институтом. Оказалось на зарядку. Что-то больно уж простой ответ для этого непростого человека. Слово за слово, и выясняется, что и зарядка эта непростая.

Особенно впечатляет ее заключительная часть: на улице, даже в мороз — 450 глубоких приседаний с гантелями. В субботу и воскресенье — по 600—800. Есть и абсолютный и личный рекорд, зарегистрированный во время отпуска профессора на юге: 1818 приседаний.

Если своим распорядком дня Федоров меня сразил, то этой зарядкой просто «добил». Только и нашелся, что сказать.

— Дмитрий Иванович, и это в 70-то лет?

— Да, но не просто абстрактные 70, я ведь ровесник Октября.

Пока нет комментариев, смелее!