Давид Кипиани — главный тренер сборной Грузии

«Шекспира в подлиннике? Нет, конечно, не читаю. Английским — да, владею свободно, говорю, пишу без проблем. Но чего нет, того нет: насчет Шекспира — это неправда». В его голосе - легкая досада на тех, кто выдумал байку про Шекспира, и тех, кто надоедает ему одними и теми же вопросами. Но, ей-богу, к досаде примешивается еле уловимый оттенок гордости. А что - назовите-ка другого футбольного человека, которому задавали бы такие вопросы. А ему вот задают. Потому что он всегда бью не таким, как все. И на поле, и в жизни. Потому что он - Давид Кипиани.

Отчего человек вдруг начинает просыпаться среди ночи и курить сигарету за сигаретой, тщетно пытаясь отогнать беспричинную тревогу? Одна ночь, другая, третья... Вроде и здоровье в порядке, и проблем никаких. А потом вдруг приходит отчетливое понимание: это называется ностальгия. И соседи, коллеги, добрые знакомые вдруг кажутся чужими, и все вокруг лишь нагоняет тоску, и неудержимо тянет собрать чемоданы и бежать без оглядки...

Впрочем, все это вряд ли поймут те, кто удивлялся: и чего этому Кипиани не хватало на Кипре? Бросил сытую спокойную жизнь на райском острове ради холодного, разоренного войной, измученного хлебными очередями Тбилиси. Ладно бы на готовое ехал — так нет, взялся поднимать команду, где в составе одни мальчишки. Команду, из которой бежит всякий, кто достиг мало-мальски приличного уровня. Команду, волею нефутбольных судеб оказавшуюся в ситуации, когда ей просто не с кем играть.

Так мог рассуждать кто угодно, но только не он: «Я вообще иногда принимаю такие решения, что все на уши становятся. Вот говорят: вернулся в холодный Тбилиси... А для меня Тбилиси, Грузия, в каком бы состоянии они ни были, всегда теплее, чем самая благополучная страна».


А команда? Что ж, о ней он может сказать то же самое. Для него она остается той командой, о которой грузины никогда не говорили: «Динамо» (Тбилиси). Говорили: наше «Динамо». «Если бы не «Динамо», мы бы с вами тут не сидели. Может, я стал бы хорошим врачом. Или юристом. Но без «Динамо» я никогда не стал бы Давидом Кипиани».

А ведь когда-то и он, молодой, талантливый, веселый, не понимал, почему в Париже к нему подходят старые грузины и плачут, и просят в следующий раз привезти пластинки с грузинскими песнями, бутылку вино или просто горсть тбилисской земли. «Живут в Париже, думаю, почему плачут? Теперь очень хорошо понимаю почему...»

Мудрость приходит с возрастом. Кипиани сорок пять, он уже дед, в волосах седина, нет больше аккуратной щеточки усов, но осталась элегантность, осталась та особая врожденная интеллигентность, которую можно сыскать только у коренных тбилисцев. Многие из тех, кто ушел из футбола десять—пятнадцать лет назад, сегодня мало похожи на самих себя той поры. Но не Кипиани. Когда мы втроем — он, я и коллега из еженедельника «Футбол» — беседовали и пустынном холле московской гостиницы «Космос», в памяти то и дело всплывали былые сцены: вот он хитроумно обкрадывает зазевавшегося знаменитого Факкетти, в одиночестве убегает к воротам и забивает гол; вот непринужденно берет в руки дирижерскую палочку сборной Европы, словно всю жизнь только и делал, что играл в компании суперзвезд; вот отдает свой фирменный «телескопический» пас — из глубины поля, внешней стороной стопы, метров на пятьдесят точно на ногу Шенгелия или Челебадзе, да еще подкрутив мяч так, что обработать его не составит труда и ребенку...

«Мне нужны не те, кто играет на пианино, а те, кто может его таскать» Эту реплику в адрес Кипиани молва, помнится, приписывала одному из тренеров сборной СССР. Было такое на самом деле, не было — сказать трудно. В любом случае большей глупости не придумаешь, ибо кого-кого, а Кипиани в нежелании таскать пианино не упрекнешь. Надо было — играл, надо — таскал, создавая условия для других солистов, в которых у «Динамо» (Тбилиси) недостатка не было. Важно другое: высокомерная фраза — квинтэссенция отношения посредственности к таланту, самодовольной шариковщины ко всему, что не желает «стричься под одну гребенку».

Вспоминая игру Кипиани, я всякий раз не могу отделаться от чувства, что он ушел из футбола, так и не сказав всего, что мог. Хотя, казалось бы, на судьбу сетовать грех: два Кубка страны, полный набор медалей чемпионата и, наконец, венчающий все Кубок кубков — такой коллекции позавидует любой! И все же, все же, все же... Как обидно было видеть на чемпионате мира 1982 года в Испании нашу команду, больше похожую на сборище, чем на сборную, — настолько в ее игре не хватало мысли, системы, дирижера, способного превратить толпу в оркестр! А дирижер смотрел чемпионат по телевизору...


Когда я напомнил об этом Кипиани, он, конечно, возразил: «Ну, насчет мысли вы зря, были в то время очень хорошие футболисты — Юрка Гаврилов, Леня Буряк, Хорик Оганесян. Не знаю, все это сложно... Меня до сих пор часто спрашивают: почему, мол, тогда-то и тогда-то тебя не ставили? Наверное, это вопрос не ко мне, а к тем, кто не ставил. Сам я их никогда об этом не спрашивал, потому что считаю, что каждый тренер — прав он или нет — не должен изменять своим замыслам, своему пути. Дело игрока — играть, а не рассуждать. Но какие-то выводы про себя делать, конечно, можно...»

С тем, что на сто процентов реализовать себя на поле у него не вышло, Кипиани согласен: по собственной оценке, говорить можно процентах о семидесяти пяти. Но сам никого в этом не винит: говорит, что не привык сваливать что-либо на других. Личные взаимоотношения? «Нет, наверное, я просто не вписывался в концепцию сборной, о личные отношения у меня со всеми были хорошие. Я очень благодарен людям, с которыми работал, — и Николаеву, и Симоняну, и в первую очередь Константину Ивановичу Бескову, и Лобановскому. Знаете, с чего я начал тренерскую работу в «Динамо», от которой, кстати, всеми силами отказывался? Поехал в Москву и долго беседовал с Михаилом Иосифовичем (Якушиным. — Б.Б.), с Константином Ивановичем, с Эдиком Малофеевым, с Лобановским. Я ведь учился на ходу, работая».

А может, он поторопился родиться? Будь у него и других звезд его поколения такие же возможности, как у нынешних, уж наверняка не затерялся бы такой игрок во второстепенных европейских клубах, как большинство наших легионеров, наверняка блистал бы в высшем футбольном свете. Ведь звали, наверное? И не обидно думать о том, «что было бы, если...», Давид Давидович?

— Звали, конечно, и в солидные клубы. Однажды даже предлагали вывезти меня из одной страны, куда мы приехали, на частном самолете, обещали три с половиной миллиона долларов, гражданство и все прочее. Я даже не раздумывал - сразу сказал: нет. Их это просто ошарашило: ты, говорят, хоть понимаешь, от чего отказываешься? А что там понимать? Мы ведь жили совсем в другой системе и ни о Чем таком даже не думали. Всем нам было четко сказано: нет — и все. И каждый знал, что дома остались родные, близкие, и знал, что с ними будет, если сбежишь. В то время был единственный советский футболист, который играл за рубежом, — Зинченко. Как он попал в Австрию, я не знаю.


Но довольно о прошлом. Реализовался, не реализовался — можно рассуждать долго, а история, как известно, сослагательного наклонения не любит. В конце концов, 75 процентов Кипиани весят больше иных ста. А он теперь реализуется как тренер, и здесь той самой сотни достичь, пожалуй, будет еще труднее.

Едва ли не любимый вопрос журналистов к Кипиани — когда? Когда мы увидим прежнее тбилисское «Динамо», и увидим ли вообще? В ответ он разводит руками: сам не знаю. «Если я вам скажу, что обещаю возродить команду за год или, скажем, за пять, — это нереально. А если завтра в Грузии опять начнется война? Если опять не будет газа, света, воды? Игроков надо нагружать, но и восстанавливать. А он вышел с тренировки, горячей воды нет — искупался в холодной и на неделю в койку...»

В первый свой тренерский срок в «Динамо», куда он пришел в 1985-м, Кипиани довелось работать совсем в иных условиях. Деньги давал Центральный совет общества «Динамо», и даже если бы ни один человек за сезон не пришел на стадион, команда была бы обеспечена. Могущественные хозяева клуба — МВД и КГБ — заботились обо всем, а за сбои в обеспечении футболистов люди, которые за это отвечали, могли поплатиться головой на бюро ЦК.

Теперь нет ни ЦК, ни КГБ, ни МВД, но клуб понемногу восстает из разрухи, и Кипиани с гордостью говорит, что за последние годы «Динамо» не взяло у государства ни копейки. Правда, тут же признает, что заработки футболистов пока несопоставимы с тем, что получают игроки даже в клубах России. Трудно, наверное, работать с молодыми ребятами, растить их, понимая, что стараешься в конечном счете «для дяди», который рано или поздно отнимет их у тебя просто потому, что у него больше денег.

— Понимаю, о чем вы, — кивает в ответ Кипиани. — Поверьте, они все хорошие, порядочные ребята. Если бы я мог дать им хотя бы половину того, что предлагают другие, я бы их удержал. Но когда разница один к тысяче, я морального права на это не имею. Ну как я 23-летнему парню скажу: ты патриот, так что давай играй здесь за сто долларов, — если там ему дают тысяч восемь? Он, может, покивает, потом выйдет за дверь и скажет: «Дурак»...


Цхададзе, Кинкладзе, Кецбая, братья Арвеладзе, Шелия, Кавелашвили, Ревиш-вили, Тетрадзе... Теперь вот Джамараули подался во Владикавказ. Какая была бы команда, соберись они опять под знамена «Динамо»! Но Кипиани не унывает, считая, что и с той молодежью, которая пока играет дома, можно работать. И приводит пример: в сборной Грузии, обыгравшей болгар 2:1, было восемь легионеров и трое тбилисцев. И эти трое — Зоидзе, Джамараули, Гогичаишвили — выглядели едва ли не лучше всех.

Коли речь зашла об «иностранном легионе» бывшего советского футбола, нельзя было не задать давно волнующий меня вопрос: отчего все-таки подавляющее большинство наших игроков, попадая на чужбину, теряются там, так и не сумев закрепиться на высшем уровне? Психологически не готовы?

— Наверное, вы правы, — согласился он. — Я своим ребятам все время повторяю: хотите попасть в хороший клуб — готовьтесь к этому сейчас, здесь. Вот ты опоздал на пять минут — а там это автоматически означает солидный штраф, даже разговаривать никто не станет. То же самое отношение к тренировкам, к восстановлению. Если считаешь себя профессионалом — приучайся. Давайте начистоту: сколько игроков уехало из бывшего Союза? А кто-нибудь из них попал хотя бы в пятерку лучших в Европе? В десятку? Кто сыграл на таком уровне, чтобы вы, журналисты, с гордостью о нем бы писали? А ведь уезжали очень хорошие игроки...

— Может, расслабляются из-за материальных благ? Приехал — сразу вилла, машина, деньги, вот и останавливаются в росте?

— Может быть... Но возьмите игроков из других стран Восточной Европы — югославов, болгар. Бобан, Савичевич, Пенев, Костадинов, Стоичков прежде всего, чех Скухравы — в лучших клубах, все время на виду1 А из наших кто? Добровольский? Да, одаренный пацан... Но, знаете, я глубоко убежден: когда игрок начинает менять клубы один за другим, он в футбол не сыграет. Ведь у каждого клуба своя концепция, свой тренер, своя жизнь. Тут и к ребятам нужно притереться, и к тренеру, и к руководству. Условия жизни — разные, пища — и та другая. А если раз в полгода ты все это меняешь? Назовите мне хоть одного выдающегося игрока, который сменил бы восемь—десять команд! Великие и то терялись: Суарес, Диди попадали в новые клубы — и сидели на скамейке: не вписывались...

Трудно не согласиться. Конечно, отдает маниловщиной, но все же очень хочется, чтобы поскорее настало время, когда ни Добровольскому, ни Онопко, ни Кинкладзе не придется искать счастья на чужбине, а в «Динамо» (Тбилиси) вернутся все звезды и снова завоюют какой-нибудь европейский кубок. И среди тех, кто побежит с ним по кругу почета, будет один, кого охочие до штампов журналисты назовут «вторым Кипиани». Кстати, а есть среди нынешних молодых тбилисцев кто-нибудь, способный снискать это звание? Я спросил об этом самого Кипиани и в ответ услышал: «Не сочтите меня нескромным, но Давид Кипиани — один, и второго не будет. Это не значит, что я не хочу, чтобы кто-то был лучше. Если такой у меня вырастет — буду счастлив».

...А на пианино он действительно играет: в детстве заставляли. В семье вообще не хотели, чтобы Дато играл в футбол. Его выбор стал трагедией для всех, кроме покойного отца. А мама очень переживала, но теперь гордится сыном, которого футбол сделал одним из самых знаменитых грузин на свете. Ведь еще неизвестно, каким бы он стал пианистом...

Пока нет комментариев, смелее!