Игорь Добровольский — все равно, где зарабатывать деньги

...А может, род Добровольских с кочевников каких ведется? Иначе откуда такая страсть к перемене мест? Недавно Игорь поведал об одном из заманчивейших — в материальном плане — последних своих вариантов: в Мексику поиграть зовут. На сумасшедшие деньги. Приезжай — и миллионерствуй. А что, собственно, Мексика? Бутрагеньо, Гаудиньо, Омам Бийик ее неспроста, наверное, выбрали. Но Игорь Иванович Добровольский вот отказался: Мексика хороша, чтобы там заканчивать — на манер Японии. А чтобы играть продолжать — нужна Европа.

---

Спасибо, Игорь. Успокоил. А то ведь казалось, что тесноваты для вас континентальные масштабы. Уже освоены Италия с Испанией — да не по одному разу, Швейцария, Франция... Все меньше на европейской карте белых пятен. А в перечислении клубов, за которые поиграл уже Добровольский, легко можно сбиться со счета. Трансферное состояние стало привычным. "Мне все равно, где зарабатывать деньги..."

Сегодня мы уже говорим, что это — философия профессионала. Вчера назвали бы ее сомнительной, а позавчера — и вовсе продажной и вражеской. Но, выясняется, не все нам чуждое — чуждо жизни.

Я бы очень хотел пообщаться с Иосифом Францевичем Кайзером — тираспольским детским тренером, воспитавшим на диво нам футболиста, который настолько четко знает себе цену, что для объявления ее ему не требовались посредники. Удивительно для среднесоветского человека и футболиста никогда, с самых ранних высказываний, Игорь Добровольский не при признавался в чрезмерно патриотических чувствах ни к одной из команд, в которых играл Он делал себе как лучше и удобнее, а команды уже шли как помощники в деле становления футболиста Добровольского.


Он не был влюблен в город Тирасполь, но, гостя там у тетки на каникулах, забил в детском дворовом турнире (кто еще из наших футболистов "легионерствовал" с такого нежного возраста?!) в трех играх девять мячей, что, собственно, и послужило Кайзеру поводом для поездки в Одесскую область к родителям Игоря. Так состоялся первый "трансфер" Добровольского.

И кишиневский "Нистру" вовсе не был командой его мечты — но где же ему было еще дебютировать во взрослом футболе совсем мальчишкой. И за "Динамо" московское он в жизни не болел, но призывной возраст суживал выбор солидных клубов для восемнадцатилетнего парня, который уже с детства не был усредненным футбольным индивидуумом. Он сам начертал себе жизненную программу, и не надо особо ему было ни у кого спрашивать советов: куда и с кем идти. Хотя бы потому, что его путем в стране, где угораздило талантливого человека родиться, еще никто не ходил.

В ту пору, когда Игорь начинал в малофеевском "Динамо", звали его в команде дружелюбно и почти ласково: "Скелет". В такой среде, как футбольная команда, вообще редко случаются непопадания "в цвет" с прозвищами игроков (и тренеров, кстати, тоже), а уж Добровольский тех юношеских лет как нельзя лучше совпадал с "оригиналом".

И за такую вот, с позволения сказать, "фактуру" конкурировали между собой чуть не все заметные команды тогдашний высшей лиги! Игорь килограммах о пятидесяти с небольшим был еще только на стадии отъезда куда то из Молдавии, а футбольная молва уже несла душещипательную байку о том, как футболист по фамилии Добровольский звонил непонятно откуда домой Бескову, но не застал Константина Ивановича — тот вышел погулять с собакой. Что здесь правда, а что вымысел, десять лет спустя сможет вспомнить разве что собака Бескова, но, когда Добровольский только появился на московской публике, стало ясно, что это именно тот фут6оли< г, кто запросто мог набраться наглости позвонить сам(!), Бескову (!!), домой(!!!). Он объявился тогда в "Динамо" — и заиграл. У Малофеева, который аккурат в то самое время методом вывода из сборной объяснял Чивадзе с Блохиным, что главные козыри советского футбольного человека — это редкий национальный дар перетерпеть, перебегать, перебороть оппонентов, оптом и в розницу. Добровольский же явился в этот мир, чтобы напомнить всем, кто подзабыл, что футбол — это прежде всего игра, а потом уже, для тех, кому меньше дано играть, — работа.

В восемнадцать ему не потребовалось никакой обкатки дублем, чтобы сразу заявить: "Смотрите, кто пришел! ЯМ!" И какой же радостный футбол он тогда принес с собой! Динамовские болельщики, которые перед тем несколько непонятных лет были в загоне, сразу воспряли: "У нас теперь есть свой Федя Черенков. А то и покруче!"


Интересно, кстати, а вот если бы Черенков обладал двадцатой долей осознания стоимости своего мастерства от того же осознания Добровольского — это бы отразилось как-то на его игра?

Добровольский действительно был покруче даже Черенкова. Потому что Федор (он в Москве ведь рос, на самом виду!), исполняя в детях и юношах роль все того же классического "скелета", на место в сборных своих возрастов мог претендовать разве что в розовых мечтах. А Добровольский издалека в них во всех солировал — его нельзя было игнорировать, невзирая на всю тщедушность. Он с детства заставлял всех уважать свой футбол.

И настолько ведь преуспел в этом, что самые разноречивые тренеры не могли отказать ему в праве на признание. Малофеев с ходу вводит в сборную. Бышовец и вовсе строит вокруг Добровольского всю игру. Ло-бановский везет на чемпионат мира — прооперированного, только-только восстанавливающегося, что было уж совсем не в традициях Валерия Васильевича! — и доверяет там играть с привычными вольностями. Места в сборной Садырина он известным способом лишает себя сам, а Романцев заявляет, что Игорь Добровольский — игрок уникальный, и, несмотря на все декларированные законы о принадлежности к сильным клубам, он в сборной Олега Ивановича может и вообще никакого клуба не представлять.

А Бесков?! Невозможный и непредсказуемый. Ведь Константина Ивановича когда еще в "Динамо" главным собирались делать. Но Добровольский и товарищи тогда ему в этом праве отказали. Это был уже не тот мальчик, что звонил (если, конечно, звонил) легендарному тренеру. Это был уже "абсолютный лидер команды по игровым и человеческим данным", как сказал мне однажды в тот период его сверстник Андрей Чернышов, который был счастлив играть с Игорем в одном клубе. И вот стоило Добровольскому вернуться из Европы, как в "Динамо" вернулся и Бесков.

Все ждали стыка между ними — и не дождались. Из всех своих игроков в первом динамовском сезоне Бесков не конфликтовал только с Добровольским, объяснив это тем, что профессионалы, за дело болеющие да ответственности не чурающиеся, общий язык всегда найдут. Игорь, правда, сезон тот у Бескова отыграл не полностью — летом его унес очередной порыв ветра дальних странствий. При этом Бесков — наискупейший на комплименты игрокам человек — говорил мне, что до конца верил: Добровольский в "Динамо" останется. С тренером — душа в душу, команда у них играет, если не в чемпионах, то в еврокубках будут непременно — что еще игроку, казалось бы, надо?

Добровольский, наверное, мог бы при случае ответить, чего ему надобно от футбольной жизни, но пока не спешит. Весь в поиске. Вечный странник.


Когда к осени 90-го он, красивый, только-только двадцатитрехлетний, уезжал из Москвы в Гёную, были, конечно, сомневающиеся в его блестящей заграничной карьере. Все-таки стрелки вольные, художники свободные — это слишком претенциозные амплуа. Ты вроде как больше на чистых мячах, а команде их отбирать нужно, тебе доставлять, да еще под твой темп подстраиваться А ну не хочешь ли посмотреть, как порой в подкотох стелятся Марадона, Баджо или Хесслер? Добровольский ни на кого глядеть не хотел, он ехал играть в свой футбол. За который его, собст венно, в сильнейший мировой клубный чемпионат и приглашали - сам он никуда не напрашивался.

С тех пор прошло пять с половиной лет. "Дженоа", "Кастельон", "Сер-ветт", вновь "Дженоа", "Олим-пик"... "Мне все равно, где зарабатывать деньги". Да, но наверняка ведь не все равно — как. От нас, отсюда, уезжал игрок, лидер, уезжал, только входя в лучшую пору. И вдруг — вторые роли. Для кого — человека, самой судьбой призванного быть первым?! И готовившего себя только к самому крупному плану?! Мы не так бы за него переживали, бодайся он со своим у Малофеева, срывай атаки у Бышовца, "грызи" бровку у Лоба-новского. Но он же у всех у них играл! В тот самый футбол, что доставлял ему и нам радость, а команде приносил пользу. И вдруг — такой облом. Даже на свежачка не выдал он сезона, какие хоть по одному, да удавались Алейникову с Михайличенко до него или Шалимову с Кирьяковым — после. Нет, в клубах помельче все привычно крутилось вокруг него, но разве это уровень Добровольского, за этим он, что ли, туда ехал? Да никогда!

Европа, кстати, тоже ждала от него чего-то эдакого. В одной из анкет тренеры итальянской серии А, называя фамилию главного, по их мнению, разочарования сезона, указывали на Добровольского — так высоки, по максимуму, были их ожидания. Гадай теперь, почему не оправдавшиеся.

К Добровольскому можно предъявлять какие угодно претензии, но едва ли кто даже из категорически неприемлющих стиля его игры будет отрицать, что он родился с абсолютным футбольным слухом. Из того, что удавалось увидеть, он идеально попадал в ритм почти любой команды. Или — корректировал камертон по своему внутреннему тембру. И почти ведь всегда угадывал! И вдруг — такой разлад солиста и оркестра. Нестыковка. "Нам такой футбол не нужен..."

Если бы мы не видели его в сборной, стоило, возможно, засомневаться: а не случилось ли что там с кумиром? Может, к жизни той не сумел адаптироваться? Но назовите мне более раскованного, более свободного от каких бы то ни было комплексов, более независимого, более улыбчивого, наконец, просто более улыбчивого футболиста? Боюсь, скудновато будет у вас с выбором кандидатур. Странники рождаются с набором определенным генетических качеств. И тянет их куда-то не только лишь потому, что здесь плохо. Они уверены, что смогут стать своими и там, оттого и снимаются так легко с места. Да вот приземление иногда выходит жестким. Порой даже чересчур.


Такой футболист, как Добровольский, не мог, конечно, не иметь персональных болельщиков. Они-то за него и кручинились все эти годы: ну как же, уехал принц — и превратился в странствующего принца, все дальше отдаляясь с годами от трона короля. Не всласть ему чужбина, уж дома-то, кабы вернулся, он точно бы королевствовал. И вот — слава Николаю Александровичу Толстых! — он возвращается. И занимает премьерское свое место в "Динамо" — при новом тренере и очень-очень обновившемся составе. Занимает так органично, будто никогда никуда и не уходил. И все в восторге. На поле — от того, как легко с ним играть, на трибунах — от того, что вновь есть на кого посмотреть. (Не в восторге был только тренер Валерий Газзаев, который считает согласие на приезд Добровольского в Москву своей самой большой ошибкой динамовского периода. Он-то как раз категорически против признания Добровольского даже постфактум, даже сейчас, настоящим лидером настоящей команды ) И все вроде бы при нем, и мудрости только еще добавилось, и не только на поле, коль с Бесковым ужился. Твоя страна, Игорь властвуй, радуй и радуйся, играй! Но ему на роду, видно, написано быть путешествующим принцем. Он опять отправляется в Испанию, и опять не сказать чтобы удачно.

А это значит, что нужно менять обстановку. Но на сей раз принц задумывается основательнее, чем обычно, держа рекордную по продолжительности для действующего игрока паузу. Что ж, большой актер тем и ценен. А кто ж у нас артист, если не Добрик. И Испания вроде, невзирая ни на что, не слишком хочет его отпускать, и Мексика вот зовет на колоссальные деньги... Так куда же, Игорь? Может, в Россию? В "Динамо", домой? Но он, призванный удивлять, решает вернуться домой, да не совсем — в ЦСКА, к Тарханову с Радимовым. "Мне все равно, где зарабатывать деньги..."

Вот уж в чем не приходится сомневаться, так это в том, что свои деньги Игорь Иванович Добровольский где-нибудь да заработает. Красиво, элегантно, как рожден. Когда видишь, как на поле в лучших своих матчах он оставляет соперников в дураках, то заработок его выглядит сродни оплате труда наперсточника: не суйтесь, все одно обкручу, обдурю, да так, что вы и заметить ничего не сподобитесь. Потому как вам по жизни этого просто не дано. Артисты в своем деле куда как реже работяг в этот бренный мир являются. Чтобы радовать и удивлять, удивлять и радовать. Но никто при этом не знает, сколько радости и удивления приносит придуманное ими им самим И где приносит, когда... Да и приносит ли вообще, в конце концов.

Мы спрашиваем об этом их и себя, даже не подозревая, что сами они подчас и не догадываются о верном ответе. Оттого, наверное, и колесят вот так по свету в поисках истины, доступной для понимания только им самим...

Пока нет комментариев, смелее!