Уроженец Орджоникидзе, он представился москвичам в столичном «Локомотиве», а с 1979 года обосновался в «Динамо». И в «Локомотиве» дела были из рук вон плохи, и от прославленного столичного динамовского клуба в то время оставалось одно название.
На футбольном поле он не фигура для подражания, а сам по себе, таких называют характерными персонажами. Его походка вразвалочку, черные усики, короткая прическа с мыском надо лбом, которую он не забывает оглаживать и прихорашивать, выделяют его еще до того, как началась игра. Так и кажется, что этот человек способен к чему-то необычному, незаурядному. И впечатление не обманывает.
У меня нет оснований предполагать, что он намеренно старается выделиться, обратить на себя внимание. Но так получается. Если о других мастерах уместно сказать, что они дриблинг, финты и иные сложные хитрости применяют, то Газзаев их демонстрирует, блещет ими. Он создан для них, он верит в них. И знает себе цену, как мастер всего тонкого, затейливого, с выкрутасами, с обманом, что хранится в заветных тайниках футбола.
В игру он пускается с нескрываемым удовольствием, и мы на трибунах проникаемся его неравнодушием и ждем, что же он сотворит, какое коленце выкинет. Он терпелив, как заядлый охотник. У него может долго ничего не клеиться, его заслонят бдительные, расторопные защитники, он прикинется потерявшим всякие надежды, впадет в мнимую апатию, а сам будет подстерегать тот момент, когда в самый раз окажутся его опасные штучки. Вроде бы игра обрела монотонность, защитники противостоящей «Динимо» команды полностью приноровились к атакам и прерывают их с автоматической четкостью, как вдруг все круто переменилось, смешалось, сбилось — это Газзаев прорвался там, где его не ждали, обвел одного, второго и ударил на бегу. И мяч, словно сам войдя во вкус дриблинга, по немыслимой кривой снижается в верхнем углу, и вратарь в отчаянии.
Газзаев щедро, большими дозами отпускает аудитории редкие, изящные приемы, в обычных матчах мелькающие случайно, ненадолго. Нередко он забывает, что не один, и становится похож на тетерева, теряющего слух, когда токует. Тогда его принимаются поругивать. Но быстро прощают. Его счастье, его самое дорогое качество в том, что он, будучи жадным до игры, до мяча, жаден и до разящего удара по воротам. Неутомимый исследователь К. Есенин подсчитал, что из 34 голов, забитых Газзаевым в чемпионатах 1979—1981 годов, 29 определяли конечный результат матча, прибавляли «Динамо» турнирные очки. Как не простить такому форварду, что он порою «заигрывается»! Вспомним и то, что в финальном матче розыгрыша Кубка СССР 1984 года, когда «Динамо» встречалось с «Зенитом», не кто иной, как Газзаев открыл счет, а потом с его идеальной подачи забил Бородюк.
Свои отношения со зрителями Газзаев сам в одном интервью расценил как сложные. Иначе и быть не может, фигура он противоречивая.
Если потребовать, чтобы он решительно все делал правильно, по учебнику, боюсь, что форвард Газзаев растворился бы и мы бы здесь речи о нем не вели. Любой заметный нападающий потому и заметен, что умеет время от времени повести себя и сыграть «неправильно». Газзаев предложил общему вниманию собственное истолкование роли форварда. И упрямо постоял за себя, забив сто федотовских голов. Он мечтал об этом не таясь, и не одно самолюбие его подхлестывало, а и сознание, что этим достижением он докажет свою правоту перед футболом, ибо что может быть убедительнее, чем мяч во вздрогнувшей сетке!
У оригинальности, самостоятельности есть свои пределы. Лучший бомбардир московского «Динамо», неугомонный затейник, искусник, пролаза, несколько сезонов находившийся у всех на виду, он, однако, тренеров сборной команды страны ставил в тупик. Брать или не брать? Напрочь отказаться от популярного форварда было трудно, и его испытывали. Но всякий раз наступало быстрое разочарование. Тщетно гадать, приспособился бы он к строгой игре сборной, если бы ему отвели побольше времени. Он играл, как ему было свойственно, а сборная не та боевая единица, которая может довериться одному, даже большому, мастеру; безукоризненное, равноправное, коллективное маневрирование — условие благополучия этого гвардейского подразделения. Эксцентричность Газзаева выглядела чрезмерной, нарочитой, наивной. И он вошел в нашу память динамовцем.